Интоксикация — это состояние общего отравления организма, вызванное накоплением токсинов, поступающих как извне, так и образующихся внутри.

Экзогенная интоксикация возникает под воздействием внешних факторов — химических веществ, алкоголя, некачественной пищи. Эндогенная — результат внутренних процессов, когда токсины вырабатываются самим организмом при болезнях или вирусных инфекциях. В этом случае тело отравляется продуктами собственного обмена и распада клеток.

При вирусной инфекции нарушается баланс между образованием и утилизацией токсинов. Когда их количество превышает возможности детоксикационных систем — печени, почек, лимфатической системы, — наступает перегрузка, отравление и сопутствующие патологии. Например, воспаление горла (ангина) нередко указывает именно на такую лимфатическую перегрузку. И в этом случае необходимо искать психосоматическую причину ангины в хронической интоксикации, а не в локализации боли или воспаления. И не нужно думать о “наступлении на горло собственной песне “или попытке “заткнуть себе рот “. Здесь важно рассматривать физиологические, психологические и психосоматические причины в комплексе. 

Перегрузка лимфатической системы может быть связана не только с физическим «засорением», но и с эмоциональным. И опасность разговоров об интоксикации заключается в соблазне свести её к физиологии, не замечая её метафорического потенциала.  Экзогенная интоксикация в психологическом плане — это засорение психики внешними влияниями: чужими мнениями, ожиданиями, навязанными ролями. Эндогенная — отравление собственными эмоциями, избыточными, неперевариваемыми переживаниями.

Вспомним сцену из фильма «Обыкновенное чудо», где актер Леонов в роли короля произносит: «О, здесь, видимо, проснулась моя двоюродная тётя». Эта фраза — точное отражение внутренней коллизии, когда чужие голоса начинают звучать внутри нас. Король переживает засорённость внутреннего пространства интроектами – чужими людьми, и это — форма экзогенной психической интоксикации.

Если человек не усваивает опыт значимых фигур, а лишь интроецирует, “проглатывает “его — без переработки, не задействуя фильтры собственной индивидуальности — он рискует потерять связь с подлинным «я». Так формируется Ложная самость (по Дональду Винникотту): человек живёт, опираясь на роли и маски, обеспечивающие безопасность за счет доминирования над Истинной самостью. Засорённость психики этими по сути эгодистонными явлениями — это и есть экзогенная интоксикация.

Проективная идентификация — ещё один способ отравления психики. Когда кто-то пытается передать нам определенные переживания, заставляя чувствовать то, что не принадлежит нам - мы оказываемся «заражены» его аффектом. Так сообщает матери о своём состоянии младенец, а психотический пациент — своему аналитику. В терапевтическом пространстве этот процесс может быть конструктивным, если аналитик способен выдерживать и перерабатывать, вербализовывать выгруженное — контейнировать его.

Но если вплетаясь в паутину перекрестных проективных идентификаций мы теряем контроль над ними, становимся проницаемы, наши границы слабеют — тогда чужие эмоции могут проникают в нас, а собственные — расплескиваються наружу. Если такой процесс становится хроническим, можно говорить об экзогенной интоксикации психики.

Интоксикация может приходить и изнутри. Мы способны «отравить» себя собственными эмоциями, если не можем их обработать или выдержать. Так же как кишечная непроходимость может за 36 часов привести к гибели тела, психическая непроходимость — к тяжёлой эмоциональной интоксикации.

Эндогенная интоксикация аффектом возникает при длительных перегрузках, особенно при ПТСР. Когда аффект не осознаётся, не соотносится с ситуацией и не перерабатывается, он становится токсичным. Заблокированные эмоции требуют эвакуации — и тогда мы бессознательно пытаемся «переложить» их на других – и в случае неудачи травимся ими сами.

Один из примеров — отношения зависти, когда завистник старается обесценить достоинства объекта, чтобы избавиться от боли и обреченности. Объект зависти при этом может терять ощущение собственной живости и целостности, и оба участника оказываются вовлечены в процесс взаимной интоксикации.

Отдельная история – это интоксикация “мертвыми объектами“. Она может быть экзогенной, когда мертвы интроекты, которыми мы “пользуемся“, и эндогенной, когда мы травимся собственными мертвыми частями - психотическими, трансгенерационными, просто отработанным материалом, с которым не в силах расстаться или показать другим.

Интоксикация, как и воспаление, может быть острой и хронической. Когда в организм попадает яд — будь то микробный токсин, лекарственный метаболит, эмоциональный шок или продукт собственного распада — иммунная система воспринимает это как вторжение чужеродного. Но характер её ответа зависит от того, разовое ли это вторжение или длительная осада. Острая интоксикация мобилизует весь организм, иммунитет реагирует мгновенно, как армия на тревогу. В кровь выбрасываются медиаторы воспаления, активируются нейтрофилы, макрофаги, лимфоциты — тело становится полем боя.

Всё направлено на то, чтобы нейтрализовать яд, локализовать повреждение.  Лихорадка, воспаление, слабость, пот — это не болезни, а язык иммунной мобилизации, язык тела, которое борется за восстановление целостности Я.

После победы — будь то через пот, рвоту, жар или сон — иммунитет откатывается назад, успокаивается. Наступает фаза репарации, исцеления, символически — фаза переработки травматического опыта.

Хроническая же интоксикация — это как жизнь в дыму. Если токсины поступают постоянно — пусть даже малыми дозами — система перестаёт различать момент начала и конца. Иммунитет уже не знает, где враг, а где друг. Пожар давно потушен, но в воздухе висит гарь — низкоуровневое воспаление, состояние затяжного напряжения без разрешения. Макрофаги и лимфоциты работают на износ, цитокиновый фон смещается в сторону воспаления, и организм входит в фазу истощающей активации. Это похоже на бессонницу тела: оно вроде бы бодрствует, но уже не восстанавливается.

Так постепенно возникает толерантность к токсину — иммунитет перестаёт реагировать, как будто смиряется. Но смирение здесь патологично: оно открывает путь хроническому отравлению, аутоиммунным процессам, аллергии, онкологическому перерождению.

Острая интоксикация напоминает аффект, который можно пережить и осмыслить.

При хронической интоксикации теряется различие между внутренним и внешним, между «я» и «не-я» — как в психика при длительном насилии или пролонгированной травме. Тело живёт в состоянии постоянной обороны от недифференцированного врага.

Таким образом иммунитет — не только физиологическая, но и психологическая категория. Он отличает «своё» от «чужого», охраняет границы субъекта. Когда этот процесс нарушается, возможны аутоиммунные реакции — тело начинает атаковать самое себя. Аналогично психика при нарушении различения может проявлять аутоагрессию — например, через самоповреждения.

Вообще иммунитет – очень непростая конструкция. Врожденный (неспецифический) иммунитет — это первая линия защиты организма, действующая быстро и одинаково против любых патогенов. Он не требует «обучения» и не формирует памяти. Основные его элементы — кожные и слизистые барьеры, фагоциты (нейтрофилы, макрофаги), натуральные киллеры (NK-клетки) и белки системы комплемента. Врожденный иммунитет распознаёт общие признаки чужеродных структур и запускает воспаление, подготавливая почву для специфического иммунного ответа. Адаптивный (специфический) иммунитет — это система защиты, способная распознавать и запоминать конкретные антигены. Он развивается медленнее, чем врождённый, но действует точечно и эффективно. Основу составляют Т- и В-лимфоциты: Т-клетки уничтожают инфицированные клетки и регулируют иммунный ответ, В-клетки вырабатывают антитела. После контакта с антигеном формируется иммунная память, обеспечивающая быструю и сильную защиту при повторной встрече с тем же возбудителем.

Способность нашей психики к контейнированию, сам контейнер – можно сопоставить с макрофагом — клеткой, поглощающей и перерабатывающей токсины и инородные агенты.
Если в раннем детстве у нашей матери не было этой способности, и научиться было не у кого – тогда мы взрослеем с дефицитом контейнера, а вместе с ним — с ослабленной способностью психики к переработке собственных эмоций и, тем более, переживаний других людей. В физиологическом эквиваленте — это сниженная активность макрофагов, слабость антитоксического иммунитета.

Лимфоциты — «пограничники», различающие своих и чужих. Когда они путаются, возникает аутоиммунный процесс, подобный смещению и спутанности границ личности. Если контейнер – это продукт матери, то личностные границы и все структурные элементы психики – ответственность отца. И такие явления, связанные с лимфопенией, как снижение сопротивляемости инфекциям и противоопухолевого надзора, нарушение регуляции иммунных реакций – на уровне психики разворачиваются как нарциссическая уязвимость, отсутствие сепарации с матерью, диффузная идентичность, склонность к формированию перверсивных объектных отношений – и так далее - все, что является последствиями ранней встречи с отсутствующим или мерцающим отцом. Ибо только отец может отделить ребенка от матери и защитить от нее.

Нейтрофилы — первая линия эмоциональной реакции, импульс, вспышка аффекта. Если психика не способна на контроль над импульсом, тело берёт на себя эту задачу — и реагирует воспалением.

Антитоксический иммунитет — особая система защиты, направленная не против возбудителя, а против его токсинов.
Он нейтрализует яды, образующиеся в ходе болезни, и, метафорически, очищает пространство психики от избыточных, непереваренных эмоций.

Таким образом антитоксический иммунитет можно рассматривать как физиологический аналог альфа-функции по Биону.
Он позволяет перерабатывать сырые аффекты (бета-элементы) в аффекты репрезентированные – альфа-элементы. Если альфа-функция ослаблена, человек может справиться с первичной атакой, но не выдерживает длительного внутреннего давления: токсические элементы накапливаются и начинается самоотравление.

Так пациент, «травящийся» продуктами собственной эмоциональной жизнедеятельности, нуждается не столько в медикаментозном лечении, сколько в восстановлении способности к символизации.

Аналитическая работа направлена именно на развитие этой функции — способности создавать, переваривать и очищать внутреннее пространство психики.