Опираясь на опыт клинической практики, могу сказать, что состояние патологической покорности может возникать у человека по трем (и очень разным) причинам. Первая – попытка уничтожить одну из частей своей личности. Например, реактивное образование к агрессивным садистическим импульсам. Такой антисадизм. Вторая – травматическое оцепенение или ассоциации с ним. Третья –собственно покорность, как мазохистическая психологическая защита от насилия. Прежде чем подробно разобрать каждую из этих причин, давайте обратимся к метафоре влечений – к жизни и смерти, известной нам из теории Фрейда.

Согласно этой теории внутри нас действуют две основные силы, два противоборствующих влечения, и именно их аффективный напор обеспечивает внутриличностную динамику. В состав влечения к жизни входят – собственно Либидо, инстинкт самосохранения и нарциссизм – не пугайтесь, первичный. Влечение к смерти включает в себя агрессию «бей-беги» и сепарационную панику.

Оба эти влечения нам необходимы, как педали газа и тормоза необходимы автомобилю, ведь, чтобы нас не заносило на поворотах, между ними должен быть баланс.

В каких обстоятельствах влечение к смерти начинает доминировать? Когда нарастает его собственный объём, и когда слабеет влечение к жизни. Но до наступления глубокой старости этого происходить не должно, это прямое показание к психоаналитической терапии.

Можно предположить, что объем и интенсивность влечения к смерти зависит от того, сколько в психике подавленной агрессии «бей-беги», неосознанной и, соответственно, не канализированной, и интенсивности сепарационной паники. Здесь важно понимать, что сепарационная паника – это тревога, возникающая в ОТСУТСТВИИ сепарации с объектом. Это такой «волшебный пендель», который толкает нас отрываться от родителей, от привычных мест, от пройденных этапов, двигаться дальше по дороге развития. Таким образом, у несепарированных людей приступы сепарационной паники происходят постоянно, она фактически становится фоном всей психической жизни. И приводит к опасному росту влечения к смерти.

Влечение к жизни падает, когда мы теряем объект, в который инвестировали либидо. Когда нам становится некого любить и нечего желать. Либидо связывает агрессию, теряя любимое – мы развязываем влечения, инстинкт смерти начинает доминировать.

Именно об этом состоянии Анна Ахматова писала:

Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки…

Либидо и инстинкт самосохранения в составе влечения к жизни могут конфликтовать между собой. Ведь Либидо работает на выживание вида, а инстинкт самосохранения – на выживание конкретной особи. И их интересы не всегда совпадают, как, например, при прохождении точки каннибализма.

Нарциссизм (как и нарцисс…) всегда выбирает сильнейшего. Когда Либидо слабеет, теряет свое влияние, нарциссизм переходит на сторону влечения к смерти, на сторону силы. И может раздуть это влечение до чрезвычайных размеров. На фоне преобладания влечения к смерти состояния пассивности и торможения становятся более вероятными, чем проявления жизни. Проявления жизни как будто оказываются в конфронтации к окружающей среде. Классическим примером перехода нарциссизма на сторону влечения к смерти является онкологическое заболевание.

Итак, что будет происходить, если одна из названных выше ситуаций разворачивается на фоне преобладания в конкретном человеке – или в обществе – влечения к смерти?

Когда мы не можем принять какую-то часть своей личности, какой-то процесс, не можем выдержать неоднородности, не идеальности внутреннего своего бытия - мы начинаем эту свою часть подавлять, блокировать. И уже на этом этапе активность снижается, потому что одной своей ногой мы наступаем на другую. Если же подавляемое содержимое интенсивно аффективно заряжено или особенно невыносимо – и просто так его не подавишь – мы начинаем блокировать его за счет так называемого реактивного образования – прямо противоположного вытесняемому чувства. Так, например, оскорбленная любовь перекрывается ненавистью.

Садистические импульсы, возникающие в качестве защиты от страха смерти практически у каждого человека – практически для каждого человека трудно, невыносимо трудно осознаваемы. Садизм – это явление, которое сложно в себе принять сохранив самоуважение. Поэтому большинство из нас старается его отрицать или вытеснить. Бывают общественные процессы – войны, эпидемии, массовые репрессии – когда множество людей переживает страх смерти и объем садистических импульсов резко возрастает, как внутри личности, так и в массе, толпе. Тогда, чтобы сохранить уважение к себе, мы начинаем перекрывать эти импульсы их прямой противоположностью – сомнабулистической покорностью и стадным чувством. Так превратились в послушную массу жители России после Великой Отечественной войны и сталинских репрессий. Десять лет кошмара включили в людях наиболее агрессивные животные защиты, и люди испугались самих себя. И предпочли бояться власти и подчиняться ей, но не осознавать черноту и бездну у себя внутри.

Патологическое торможение может также вызывать конфликт между детской и взрослой частями личности, разрыв связи между ними. Причем агрессия внутреннего взрослого по отношению к внутреннему ребенку приводит к чрезмерной нормативности, сверхадаптированности, блокирует креативность, но личность в целом продолжает функционировать. А вот нападение детской части на взрослую может «вырубить» личность полностью. Когда внутренний ребенок отвергает внутреннего взрослого, ему нужен внешний родитель, начинается поиск диктатора. Патологическая инфантильность приводит к патологической покорности властителю, в качестве которого может быть выбран человек, общественное явление, вещество (в случае наркомании или алкоголизма). Ребенок по определению зависим, ему нужен взрослый, который несет за него ответственность, принимает решения. Это обеспечивает малышу безопасность. Инфантильный взрослый, подчиняясь «диктатору», вызывает у себя чувство ложной безопасности, успокаивается. Чем глубже и тотальное подчинение, тем, соответственно, больше безопасности. Диктатор может, конечно, облажаться – тогда его можно заменить, найти другого. Ведь главная цель – отвергать внутреннего взрослого, доказывать ему, что он никуда не годится. Лишая себя истинной безопасности, которую человек может обеспечить себе только сам. Таким образом процесс, который выглядит как путь к выживанию – на самом деле работает на влечение к смерти, приводит к разрушающему торможению.

К подобным результатам приводит присутствие в психике любых противоборствующих не интегрированных частей, неразрешимый конфликт между частями идентичности.

Патологической покорностью и торможением может выглядеть совсем другое явление – травматическое оцепенение. В травме человек попадает в ситуацию, которая не просто угрожает его жизни и здоровью – в травме происходит то, чего в реальности жертвы вообще не может быть. То есть отсутствует опыт для идентификации происходящего и принятия решения о спасении, прежде всего выбор нужной половины агрессии «бей-беги». В психике наступает «короткое замыкание», она отключается, тело становится безвольным и бессильным. Это травматическое оцепенение. Жертва часто считывает его как покорность, обвиняя себя в случившемся, стыдится себя. Произошедшее в травме переживается и вспоминается как то, что ХУЖЕ смерти. То есть для того, чтобы восстановить самоуважение, нужно умереть. И нарциссизм переходит на сторону влечения к смерти. Так травма кормит влечение к смерти, травматические воспоминания резко активируют его, сопровождаются оцепенением. Эти воспоминания может вызвать любая ситуация, событие, процесс – личный или общественный – в котором есть ассоциативное сходство с пережитым. Именно так звук выхлопной трубы переживается как звук выстрела. Именно так любое насилие, включая психологическое, которое осуществляется в отношении травмированного, или происходит рядом с ним, вокруг него – запускает влечение к смерти, сопровождается оцепенением, которое легко перепутать с рабской покорностью.

Третья группа причин – это, собственно, мазохистическая защита от насилия, психологическая защита, позволяющая получать удовольствие от страдания, унижения, покорности. О мазохизме говорят, как о сексуализации влечения к смерти, прямом переводе страдания в удовольствие. Эта защита позволяет справиться с катастрофическими, абсолютно непереносимыми ситуациями и выжить. То есть мазохизм находится на стороне выживания, и по идее должен наращивать влечение к жизни. Однако у мазохизма сложные отношения со всеми компонентами влечения к жизни. Либидо, в рамках сохранения вида, может видеть в мазохизме причину отрицательной селекции. Инстинкт самосохранения настораживается ввиду того, что опасность мазохистических защит для здоровья очевидна, а польза – нет. Нарциссизм и вовсе видит в стремлении к покорности своего прямого врага. Все эти конфликты могут способствовать наращиванию влечения к смерти, отнимая силы у выживания.

Выживание в трагических, критических жизненных ситуациях требует напряжения всех сил, задействования всех ресурсов, трезвой и объективной оценки происходящего. Нам необходима солидарность, способность объединяться и поддерживать друг друга. Но она невозможна без внутренней солидарности, согласованности, слаженности между внутренними объектами, баланса влечений и энергий. И первоочередную задачу психотерапии сегодня я вижу в формировании взгляда внутрь себя через призму принятия и воли к жизни. А не через призму нарциссических защит…