Сам себе игрушка – тело как переходный объект
Один из основных признаков того, что наш пациент находится в психосоматической ситуации – это использование им своего тела в качестве переходного объекта.
Переходный объект в теории Дональда Винникотта – это первое обладание ребенком внешним неодушевленным, но чрезвычайно значимым для него предметом, обычно небольшой мягкой игрушкой, которая используется младенцем в процессе эмоционального отделения от первичного объекта любви. Игрушка, в отличие от матери, находится в полной власти ребенка, обладая ею всецело, он снижает свою тревогу сепарации, отыгрывает фантазию о всемогуществе, реализует агрессию в отношении матери. Классический переходный объект у психосоматического ребенка может не сформироваться, переходным объектом становится его тело.
Почему так происходит?
Прежде всего потому, что психосоматический ребенок выживает за счет подавления своей субъективности.


Для того чтобы представить себе, как работает психосоматическое тело, давайте сначала введем понятие «сверхадаптации». Это понятие впервые предложил Дэвид Либерман, аргентинский психиатр и психоаналитик, один из основоположников психоаналитического подхода в психосоматике.


Сверхадаптация возникает, когда у младенца не происходит связывания происходящего с ним и реакций матери, ее действий по удовлетворению его потребностей. Может быть, мать осуществляет ветеринарный уход, не вникая в чувства ребенка, просто следуя графику. Или совсем не понимает малыша, или ей не до него. Или она эмоционально нестабильна, непредсказуема. Причин может быть много – результат один - младенец начинает пренебрегать своим состоянием и ориентироваться на состояние матери, чтобы понять, что его ожидает. Пренебрежение собой и стремление подстроиться под внешнюю реальность, которая в начале жизни совпадает с матерью (для младенца весь мир – это мать) – становится стратегией выживания.
Психосоматические пациенты одержимы идеей проникнуть в тело матери, считать ее мысли и оправдать ее ожидания. Такие пациенты часто говорят о том, что они точно знают, что именно думает и чувствует другой человек, даже что именно он делает, находясь далеко. Они могут крайне болезненно реагировать, встречаясь с невозможностью куда-то поникнуть, в том числе символически. Например, пройти регистрацию на каком-либо интернет-ресурсе или быстро понять текст. Эта болезненность носит витальный характер и отличается от нарциссической ярости по поводу невозможности получить все и сразу, или истерических вспышек по поводу сопротивления реальности, которая у истериков сверхсексуализирована. Истерическая реакция внешне будет очень похожа на психосоматическую, и может быть использована в лечении в качестве «трансплантата». Когда берется кусок ткани с одной части тела и используется для «ремонта» повреждения другой части. У психосоматиков повреждена и дефицитарна зона воображаемого. Создавая ее, можно формировать истерические реакции «взамен» психосоматических.

Итак, в обстоятельствах сверхадаптации принцип реальности является по отношению к принципу удовольствия не трансформирующим, а враждебным. И формируется самость, полностью подчиненная принципу реальности (надо), а телесная самость отвергается, и ее сигналы не считываются.

Для того чтобы понять, как это происходит, давайте представим себе жокея, скачущего на лошади. Жокей – это «центр управления полетом», именно он, одержимый идеей первым прийти к финишу, осуществляет руководство тандемом всадник-лошадь. Скакун – тело у психосоматического пациента – осуществляет движение, полностью подчиняется всаднику. Жокей – сознание пациента – в свою очередь полностью подчинен скачке, стремлению к финишу – сверхадаптирован к реальности. Да, они действуют вместе, но они не едины, жокей не чувствует, что происходит с телом лошади, он может только знать об этом или предполагать, если даст себе труд задуматься об этом. Но он думает только о победе,…и он может загнать лошадь.


Так ребенок оправдывает ожидания родителей, никак не учитывая собственных ограничений, он о них не просто не знает, … а оправдывать ожидания – это его стратегия выживания. Во-первых, есть инстинкт, который требует копирования и послушания – выжившая взрослая особь, способная к размножению «лучше знает» и может показать, как выжить. Во-вторых, ребенку неясна мотивация родителей с ним возиться, и он старается подстроиться, дабы их не злить. Так голоса родителей, звучащие извне, заглушают слабенький голосок инстинкта самосохранения собственного тела малыша. И если требования родителей направлены на удовлетворение их собственных интересов, а не на распознавание потребностей ребенка – наступает сверхадаптация. В первую очередь для подстройки под родителей начинает использоваться креативная способность, которая в норме должна быть источником самоактуализации. Ребенок раннего развития пишет тем, чем должен рисовать. И когда мы начинаем в терапевтических целях высвобождать его креативную способность, ему кажется, что писать сейчас будет нечем, наступает паника. «Классическая» ситуация сверхадаптации – когда ребенок болеет потому, что матери необходимо обрести идентичность матери больного ребенка. И заболевание становится детским творчеством.
Итак, почему психосоматический ребенок выживает за счет подавления собственной субъективности?


Контакт с лишенной эмпатии матерью установить не получается, связь возможна только за счет «склеивания». Любая «шероховатость» и некомплиментарность поверхностей склеиванию мешает.

Чем ближе твои желания к материнским желаниям – тем меньше фрустрация. Что особенно актуально в раннем возрасте, когда она ощущается убийственной.
Чем меньше фрустрируешь мать, тем лучше сверхадаптируешься.
Так подавление субьективности становится стратегией выживания.


Для того, чтобы сформировать настоящий переходный объект, нужна креативность.

В нашем случае креативность расходуется на сверхадаптацию и сверхраннее взросление.

К тому же, если обратиться к определению креативности в психологии, то речь пойдет о творческих способностях индивида, характеризующихся готовностью к продуцированию принципиально новых идей. К тому же креативность предполагает присутствие прогрессивного подхода, воображения и оригинальности. Очевидно, что с подавлением субъективности она просто несовместима.


Для того, чтобы сформировать переходный объект нужна способность к созданию образа и отделению его от объекта. Этот процесс осуществляется в области Воображаемого.

Воображаемое непосредственно связано с стадией зеркала Лакана или концепции нарциссизме Лакана.


Общий смысл стадии зеркала заключен в психической конструкции зеркал, которые позволяют увидеть себя и сформировать свое Я. С одной стороны речь идет об образе - как мы можем видеть себя в отражении, с другой стороны — это размышления о себе - рефлексия и в этом поле мысль и образ соединяются - воображаемое и символическое.

Основное значение нарциссизма или стадии зеркала в становлении Я, как представления о себе, через Другого - появление формы. С самого рождения тело человека познается им фрагментарно - стадия аутоэротизма, и части собираются в цельное Я благодаря фазе нарциссизма или зеркала, то есть в этой фазе развития человек обнаруживает себя в другом человеке. Эта фаза развития соответствует где-то 6 месяцев до 18 месяцев жизни ребенка, и совпадает с периодом формирования первого переходного объекта. Ребенок обнаруживает себя не там, где он есть, а там, где он отражается - тот, кто на меня смотрит. Затем ребенку необходимо присвоить это представление через идентификацию или отождествиться с ним - нарциссическая идентификация.


Слабое развитие и дефицитарность зоны воображаемого является еще одной характерной чертой психосоматической ситуации субъекта и, соответственно, препятствует превращению в переходный объект игрушек и прочих подходящих предметов.




Как и почему именно тело становится переходным объектом психосоматического субъекта?
Понятие переходного объекта и феномена перехода

С точки зрения Винникотта, жизнь человеческого существа может быть представлена трехуровневой моделью – это внешняя реальность, внутренняя реальность индивида (они тесно взаимосвязаны между собой) и промежуточная зона непосредственного опыта.


Эта третья сторона, для которой автор предлагает термины «переходный объект» и «феномен перехода» формируется только при непосредственном участии первых двух. Её единственной функцией является отдых от постоянной необходимости для психики отделять «Я» от «не-Я».


Винникотт относит феномен перехода, как и переходные объекты, к сфере иллюзий, куда, по его мнению, также входят фантазии, сны, игра, религия и творчество. Он пишет: «Эта промежуточная область содержит большую часть опыта младенца, а на протяжении всей жизни человека сохраняется там, где он интенсивно получает новый опыт — в искусстве, религии, жизни воображения и творческой научной работе». И далее: «С этого момента в фокус нашего исследования включены игра, художественное творчество и понимание искусства, религиозные чувства и мечты, а также фетишизм, ложь и воровство, зарождение и разрушение любовных чувств, пристрастие к наркотикам, талисманы, навязчивые ритуалы и многое другое».


Если сравнить описание этого феномена с тем, что мы знаем о Воображаемом Лакана, можно обнаружить заметное сходство. И опираясь на лакановскую же идею о том, что психосоматика – суть феномен, компенсирующий личности дефицит воображаемого и позволяющий осуществлять функции воображаемого телом – прийти к пониманию того, почему тело психосоматического ребенка становится его областью перехода.



Итак, в теории Винникотта переходный объект – это, на психологическом уровне, тенденция младенца 5-6 месяцев обнаруживать и «вплетать» в части «Я» объекты, отличные от «Я». Эти объекты, в чем-то являются символами материнской груди. На физическом уровне это может быть палец, соска, салфетка, край одеяла, клочок шерсти и т.п.


Винникотт указывает, что эти объекты репрезентируют переход младенца из состояния слияния с матерью в состояние отношения к ней, как к чему-то отдельному и, вместе с тем, становятся жизненно важными для ребенка: они будут использоваться во время укладывания спать и служить защитой от тревоги, особенно тревоги депрессивного типа.

Итак, наличие феномена перехода, в теории Винникотта, помогает индивиду справляться с сепарационной тревогой и обеспечивает важнейшее качество непрерывности его психического бытия.

В младенчестве хороший материнский уход и наличие переходного объекта способствует инициации связи между ребенком и окружающим миром, которая является базовым условием формирования его психического благополучия.

Ребенку должно казаться, что от переходного объекта исходит тепло или что он может перемещаться, иметь структуру или делать что-то, доказывающее, что он действительно, существует.


Он подвержен, как любви, так и ненависти младенца, а также его прямой агрессии. Такая амбивалентность чувств является нормой и служит признаком того, что именно этот объект является переходным.


Тело, от которого наш ребенок диссоциирован, и которое одновременно фантазируется частью тела матери – теплое, живое, обладающее структурой и способное к движению - вполне может выполнить те же самые функции.

Понятие «достаточно хорошей» матери

Появление переходного объекта в жизни младенца невозможно, либо теряет смысл, без «достаточно» хорошей матери.

По определению доктора Винникотта, хорошая «мать» (не обязательно собственная мать ребенка) — это человек, который активно приспосабливается к потребностям ребенка, и это приспособление постепенно ослабевает в соответствии с растущей способностью ребенка отвечать на недостаток адаптации и его толерантностью к фрустрации, обеспечивая ему возможность сепарации.


По мнению д-ра Винникотта, в случае успеха, младенец приобретает важнейшее качество, которое ложится в основу развития его врожденного потенциала – непрерывность существования (бытия). Именно оно играет решающую роль в развитии истинной центральной самости младенца.


Если все идет хорошо, то, постепенно, период слияния заканчивается. Ребенок учится справляться с уходом матери, начинает дольше выдерживать состояние фрустрации своих потребностей, и, спустя какое-то время, считает Винникотт, мать может начинать отлучение младенца от груди, поскольку ее конечная задача — постепенно разрушить иллюзию всемогущества у ребенка. Слишком длительное и сильное приспособление к потребностям младенца, не допускающее естественного ослабления, в конечном счете, начинает вредить ему.
Потребность в склеивании с матерью, непереносимость сепарации – все это подкрепляет фантазию психосоматического ребенка о том, что у него общее с матерью тело, одно на двоих. И эта фантазия позволяет ему «усидеть на двух стульях» - и сформировать из этого общего тела переходный объект, и нисколько не отделиться от матери, продолжать подавление собственной субъективности.


Так формируется психосоматическая ситуация, в которой пациент становится игрушкой самому себе.
Гунар Татьяна Юрьевна, 2024г.
Made on
Tilda