Сэлфхарм или голос предков?

В статье я буду определять самоповреждающее поведение как набор действий, направленных на нанесение физического вреда собственному телу, но без суицидальных намерений. Это попытка уменьшить душевную и нравственную боль за счёт телесного страдания, когда внутренние переживания оказываются более острыми, тяжелыми и невыносимыми, чем физическая боль. Самоповреждающее поведение можно сравнить с использованием физического воздействия вместо выражения эмоций через слёзы. Селфхарм представляет собой широкий спектр намеренных физических действий, направленных на нанесение вреда собственному телу, включая порезы кожи, удары, ожоги, прикусывание и другие формы самоповреждения.

Самоповреждающее поведение – это сложное явление, возникающее в результате множественной детерминации. И хотя человек осознает свои действия, такие как нанесение себе увечий или татуировок, мотивация этого поведения находится в области подсознания. Таким образом, истинная цель таких действий часто остается скрытой от сознания. СПП бывает артефактным (прямое самоповреждение) это расчесывание, нарушение целостности слизистой, порезы, ожоги; самоиндуцированным – когда реализуется путем использования медикаментов, инфицированных предметов; и доверенным – когда реализуется путем возложения ответственности на других, чаще хирургов.

Сэлфхарм решает множество разных психологических задач и сегодня я хочу поговорить только об одной из них – об отреагировании трансгенерационной травмы.

Особенность данной ситуации заключается в том, что как болезнь, реализующая трансгенерационную травму, не является «истинной» психосоматикой, так и трансгенерационное самоповреждающее поведение не является истинным. Это только одна из личин травмы рода.

Диалектика процесса заключается в его внутренней динамике, которая передается из поколения в поколение, а не является результатом тяги к нанесению вреда части собственной личности, спроецированной на тело. Поэтому в данном случае нет смысла выделять отдельную часть личности пациента, на которую направлено нападение, и искать, какая другая часть является агрессором. Аналогично, в случае с соматическим заболеванием, бессмысленно искать психосоматические проявления и пытаться их корректировать при наличии заболевания, которое является проявлением трансгенерационной травмы. Нужно искать травму и воссоздавать ее обстоятельства.

Прекрасным примером служит ситуация из книги Шутценбергер, где герой, столкнувшись с онкологией, проходил лечение химиотерапией. Эта история коренилась в травме его предка, погибшего от рук фашистов в газовой камере. Мы говорим о травме Холокоста, которая оставила след в семье героя. Неосознанно выбрав тяжелое заболевание и соответствующее лечение, герой Шутценбергер оказался в обстоятельствах, аналогичных смертельно опасной интоксикации его прародителя.


Главный герой этой истории не был типичным онкологическим пациентом, склонным к самоповреждающему поведению или психосоматическим проявлениям. Его случай требовал особого подхода к продолжению жизни, учитывая трансгенерационную травму.


Трансгенерационная передача относится к способу негенетической передачи опыта от предков к потомкам. Она может быть осознанной, когда передаются традиции, ритуалы, знания, и неосознанной, когда информация передается неосознанно в ходе межпоколенческого взаимодействия. Этот процесс происходит как в семейных структурах, так и в крупных социальных группах и позволяет потомкам осознанно или неосознанно усваивать и фильтровать полученный от предыдущих поколений опыт.


Трансгенерационный объект передается строго без осознания. Он формируется начиная с первого поколения, и часто связан с событиями, о которых нельзя говорить в семье. Эти события могут быть сопряжены с болью, стыдом, виной или другими интенсивными переживаниями, опытом, после которого жить дальше практически невозможно. И остается только замолчать его, вытеснить, уничтожить. Важно помнить, что, если член семьи отрицает произошедшее событие, окружающие его родные, будучи свидетелями этой ситуации, могут решить не упоминать о ней, чтобы защитить своего близкого от дополнительной травмы.


Во втором поколении определенные темы становятся табу. Отдельные аспекты, такие как отношения между родителями и детьми, супружеские отношения, сексуальность или неволя, становятся недоступными для обсуждения. Члены семьи могут осознавать, что определенные темы являются запретными, хотя сами не обсуждают их. Например, они могут знать, что в семье не принято обсуждать вопросы национальной или расовой дискриминации.


Мало кто об этом говорит, но все знают. К третьему поколению соответствующая тема перестает вызывать даже размышления. Люди третьего поколения уже считают, что такой темы, такого вопроса просто не существует в природе. Им кажется, что в этой области, как и в их жизни, такое отсутствует.


С некоторым удивлением они наблюдают за другими семьями, где данная тема присутствует, но воспринимают это как особенность собственной или чужой семьи. Таким образом, само понимание темы и контекста травмы не осознается на уровне мышления, и информация о ней отсутствует. Однако потомки испытывают весь набор чувств, характерных для травматической ситуации, пережитой предком. Важно также помнить, что передаются не сами события травмы, а вызванные ею чувства. В каждом поколении контекст может быть совершенно различным.


Переживание, которое не было переработано предком, в третьем поколении становится трансгенерационным объектом, вытесненным в область бессознательного. Именно в этом поколении наблюдаются наиболее выраженные проблемы психологического функционирования. Этот феномен травматичен сам по себе, как любой эгодистонный опыт. Когда мы сталкиваемся с событиями, причины которых нам непонятны, мы чувствуем себя потерянными и неспособными найти ответы внутри себя, боимся собственного безумия. Это создает цепочку переживаний, которые остаются неразрешенными у предыдущего поколения и переносятся на следующее. Таким образом, потомки становятся резервуаром для эмоциональных болей и страданий своих предков. В результате могут возникать переживания дегуманизации, вызванные накопленными эмоциональными травмами. Предки передают эти страдания не осознанно, но они могут быть реальными для потомков, которые сталкиваются с эффектами трансгенерационной передачи.

Трансгенерационный объект насилует людей, передавая травму, желающую жить вечно. Самоповреждающее поведение может быть одной из форм существования травмы, решая две основные задачи. Может быть обе сразу или одну из них - разыгрывание травмы и опредмечивание травмы. Разыгрывание травмы представляет собой воссоздание травматической ситуации, контекста в «театре тела» через самоповреждающее поведение. Это создание сценария, в котором трансгенерационные переживания становятся актуальными реакциями тела пациента, где различные его части используются для создания этой "пьесы".


Опредмечивание травмы — это явление, в рамках которого самоповреждающее поведение или его последствия выступают в качестве маркера, указывающего на наличие трансгенерационного объекта внутри пациента.


Существует особая область в человеческой психике, известная как "мёртвый объект". Это зона, которая ощущается как неподвижная и лишенная жизни, из которой не приходит никакого отклика, в которую нам трудно проникнуть. Можно сравнить ее с Бермудским треугольником в нашем внутреннем мире. Это ощущение недоступности чего-то внутри нас, часто связанное с холодом и беспомощностью, пребыванием как будто за стеклом, через которое невозможно ощутить происходящее. Этот феномен можно описать через понятие оператуарного психосоматического процесса.


При описании оператуарных зон в терминологии теории влечений мы говорим о локализованном доминировании влечения к смерти в отдельных частях личности. При описании трансгенерационной ситуации часто используются метафоры, такие как "горячая картофелина", "призрак", "сгусток", "бес" и другие. Эти метафоры подчеркивают, что трансгенерационный объект может восприниматься как присутствие чего-то эгодистонного, неживого внутри себя.


Когда речь идет об опредмечивании травматической межпоколенческой передачи через самоповреждающее поведение, заключающееся, например, в пирсинге или многочисленных косметических и пластических операциях, включающих в себя имплантацию или использование силикона в различных частях тела - эти действия могут быть попыткой пациента/пациентки внешне отразить свои внутренние ощущения, такие как чувство неживого или инородного внутри себя и служить определенным способом внешнего проявления и прекращения сомнений в своем психическом здоровье.


Погружая в себя различные металлические предметы, пронизывая свое тело пирсингом и наполняя его инородными веществами, мы можем объяснить себе странные ощущения, связанные с присутствием трансгенерационного объекта.


Самоповреждение может стать способом воплощения трансгенерационной ситуации, позволяя пациенту сделать свои переживания более реалистичными и адекватными.


В книге Шутценбергер главный герой, находясь на химиотерапии, оказывается в ситуации, где он переживает обреченность, ужас, отвращение и отчаяние, подобные тем чувствам, которые испытывал его предок, погибший в газовой камере. Ибо переживания отравленного человека и самоотравленного человека мало чем отличаются друг от друга. Таким образом, различные формы пыток, казней и издевательств, связанных и не связанных с исполнением приговоров, могут быть включены в паттерн самоповреждающего поведения.


В данном случае травматический опыт проявляется через характерные для саморазрушительного поведения героев сценарии. Самоповреждающие и повреждаемые части личности могут выступать в роли мстителя, беглеца, палача или свидетеля, как в собственном внутреннем мире пациента, так и в динамике травмы между ее героями в реальности. Самоповреждение может стать формой бесконечного цикла преследования и мести, который передается от поколения к поколению, как результат непрожитых травм наших предков.


В жизни человека, пережившего тяжелый абьюз и нарциссическое обрушение, одним из главных источников агрессии к себе становится неосуществленное сопротивление насильнику, которое превращается в жажду мести. Пострадавший живет с постоянным желанием возмездия тому, кто причинил ему страдания. Это стремление к мести может передаваться из поколения в поколение как трансгенерационное явление, даже если сам акт насилия уже давно забыт.


Наш пациент может испытывать мстительные и агрессивные импульсы, направленные на объекты, которые ассоциируются с трансгенерационным насилием. Эти импульсы не находят объяснения в его личном опыте. Разрядку можно получить в самоповреждении, когда тело становится жертвой собственной мести его обладателя. Этот цикл страдания и мщения может быть способом проживания травм, переданных через поколения.


Сэлфхарм может выступать в роли шума из внешнего мира, который перебивает тихий голос внутренней реальности. Многие из нас знакомы с людьми, которые живут и спят при включенном телевизоре. Раньше в этом качестве были популярны радиоприемники. Бесконечная музыка и другие звуки нужны человеку, чтобы заглушить голос внутри себя. Гром самоповреждения может быть именно таким шумом.

Когда в сценарий травмы вписывается идея уничтожения определенной части себя, на которую проецируется трансгенерационный объект и трансгенерационная вина, самоповреждающей части личности отводится роль палача. Обычно жертвами таких трансгенерационных переносов становятся жизненная энергия, сексуальность, наивность и прочее - все, что относится к живому и жизни внутри нас. Мы внутренне ощущаем ответственность за трансгенерационные события, участия в которых не принимали и приговариваем себя к сэлфхарму в разных формах.

И в этом случае терапевтическое лечение пациента будет лечением межпоколенческой травмы, а вовсе не самоповреждающего поведения.
Гунар Татьяна Юрьевна, 2025г.
Made on
Tilda