Любой аффект может быть распознан именно потому, что обладает особой “фигурой”. Любая эмоция – это вегетативный процесс, который берет свое начало в нервном возбуждении и реализуется типичным для каждой эмоции способом. Этот способ предопределен филогенетически бессознательным мнемическим следом, унаследованным моторным и сенсорным “регистрами”, которые соответствуют тому, что Фрейд определил как “иннервационный ключ".
Телесные реакции, общее состояние, генерализованная реакция на мир, мысли.
Мы заболеваем неврозом именно потому, что нам было необходимо защититься от аффекта по отношению к какому-либо человеку или какой-либо ситуации, которую было бы очень досадно пережить в сознании, и мы предпочитаем сместить или перенести этот аффект на репрезентацию другого человека или другой ситуации. Ганс, которого анализировал Фрейд, предпочел переживать страх и ненавидеть лошадей, а не любимого отца.
При психозе для избежания развития “досадного” аффекта, становится необходимым нарушить тестирование реальности. Мать, укачивающая бревно, как если бы оно было ее ребенком, обезумев после смерти дочери, изменяет восприятие реальности для того, чтобы иметь возможность разрядить аффект “нежность” вместо переживания невыносимой грусти.
В обоих случаях (при неврозе и при психозе), получают или нет развитие аффекты, они, тем не менее, продолжают сохранять конгруэнтность своих иннервационных ключей. Как мы уже сказали, иннервационный ключ – это бессознательная идея, которая определяет особое качество каждой моторно-вегетативной разрядки, характеризующей каждый отдельно взятый аффект. Когда аффект сохраняет интегрированным свой иннервационный ключ, становится возможным распознать его как ту или иную эмоцию.
Но мы можем заболеть и по-другому. Смещение инвестиции может иметь место и “внутри” самого иннервационного ключа аффекта, в результате чего некоторые элементы этого ключа принимают на себя более интенсивную загрузку в ущерб другим элементам.
Кода процесс разрядки осуществляется в рамках такого «деформированного» ключа (с целью поддерживать в бессознательном состоянии значение эмоции), сознание уже не способно распознать аффект, а распознает феномен телесного нарушения, которое интерпретирует как «соматическое». Интерпретирует его как соматическое именно потому, что психическое качество, значение этого феномена, пребывает в бессознательном. Психоаналитически более корректным будет назвать этот способ заболевания не психосоматическим, а “патосоматическим”, так как он отличается от того, что происходит при неврозе и психозе.
Можно сказать, что соматическое заболевание призвано скрыть тот или иной аффект. И речь идет не о любом аффекте: каждое заболевание возникает как процесс, репрезентирующий или эквивалентный определенному бессознательному аффекту, специфическому именно для данного заболевания, и уходящему корнями в историю, которая привела человека к кризису, создав, таким образом, особую “главу” его биографии.
Хотя аффекты и являются универсальными, а их доступ к сознанию возможен без участия слова, отсутствие терминов, называющих во всем разнообразии оттенков различные эмоции определяет тот факт, что мы не можем говорить о них с полной ясностью в процессе коммуникации и мышления. Слом иннервационного ключа аффекта или аффектов разрывают связь между телом и психикой, происходит диссоциация.
Вернёмся к зависти и, соответственно, к печени.
Каковы функции печени в организме человека? Их три:
- внешняя функция – формирование и выделение желчи, которая активно участвует в основном пищеварении, помогает пище продвигаться по ЖКТ и усваиваться.
- Внутренняя функция – метаболизм, обеспечение гормонального баланса обогащение крови.
- Барьерная функция – защита организма от токсинов и других вредных веществ.
Итак, начнем с желчи. Она «охватывает» пищу, смягчает ее, дробит, растворяет, делает ее доступной для усвоения. Можно сказать, что печень, продуцирующая желчь, олицетворяет для организма процесс пищеварения, хотя в нем участвует множество разных желез и их соков.
Аналогичным процессом для психики является интеграция внешнего во внутреннее, превращение объектов, событий, процессов внешней реальности во внутреннюю, наши знания, навыки, опыт.
Как мы узнаем о своей потребности интегрировать что-либо? Получить, присвоить, сделать своим, научиться так же? Под влиянием, какого чувства мы произносим фразу – «Я тоже так хочу»? Конечно же, это зависть. Как слюна и желудочный сок, выделяясь, подсказывают организму, что перед ним желанная еда, так возникновение зависти говорит нам о том, что перед нами нечто для нас необходимое. Зависть – это сигнал, маркер, лакмусовая бумажка наших потребностей. В норме зависть является первым шагом в длинной цепочке чувств и действий. За ней следует жадность, стремление к обладанию, поглощению, соперничество, агрессия, голод или удовлетворение, триумф или поражение.… Так, в развитии, в динамке чувство перерабатывается.
Что же происходит, когда явление, вызывающее зависть, присвоено быть не может или ощущается таковым? Когда нам кажется, что «мы никогда так не сможем»? У нас «никогда такого не будет»? Потребность есть, но удовлетворить ее невозможно? Пища перед нами, но кусок слишком большой или слишком твердый, ее размер несопоставим с возможностями, которые предлагает нам собственный рот. Организм в лучшем случае реагирует голодной изжогой, может возникнуть особая тошнота – горечью и желчью.
Неосознаваемое чувство «застаивается», не может трансформироваться в соперничество, ревность и далее в обладание, не перерабатывается.
На уровне тела (при поражении психической переработки) это может выглядеть как желтуха (печень не справляется с работой, билирубин попадает в кровь вместо желчи), застой желчи, желчекаменная болезнь.
И мы зеленеем или желтеем от зависти, горюем о том, чего не можем получить, даже не осознавая того, что с нами происходит. Недаром древние называли меланхолию – черная желчь.
Соматизация свойственна Я, которое слишком слабо, которому трудно осознавать свои чувства и приводить их в движение. Идеи, явления, которые психика не может «проглотить», чреваты невыносимой болью и гневом. И тогда, тело спасает личность от разрушения, печень останавливает желчь, чтобы спасти психику от встречи с завистью.
Чуть более прочное Я будет пытаться переваривать желаемое, разрушать пищеварительно, груз психической переработки обрушится на ЖКТ.
Сильная, прочная Самость защищается от невыполнимых желаний психологическими защитами, слабая – пойдет по пути не переваривания, не усвоения веществ (идей).
И мы вновь приходим к пониманию того, что для излечения болезни тела нужно идти по пути укреплена, «взросления» психики.
Скука или больная печень?
В жизни человека много разных идей, традиционных и не очень. Традиционные – стать взрослым, найти дело по душе, встретить любовь, родить и воспитать детей… Нетрадиционные, индивидуальные – это открытия, творчество. В любом случае идея нуждается в реализации, сама по себе она остается просто фантазией. И не приносит ее автору ни радости, ни удовлетворения. Скорее тоску и безысходность.
Неспособность материализовывать свои идеи, в какой-то одной области или в жизни в целом – одна из тех проблем, которые приводят человека в терапию. Иногда эта неспособность лежит настолько глубоко, что психика «открещивается» от самого желания этой идеи, не только от ее реализации.… Это часто переживается как пустота или «мертвая зона». Например, все люди ходят на свидания, а вы даже не понимаете, зачем они это делают. Мертвая зона. И беда не только в том, что вы теряете серьезную часть своей единственной жизни, но и в том, что эти пустоты часто «выстреливают» в теле, как болезни.
Как это происходит? Начинается все, как водится, в детстве. Младенец еще не умеет по-настоящему хотеть, он просто испытывает телесное возбуждение. У него «хотелка» по сути, не выросла, он еще слишком маленький. Понять, чего же он хочет – кушать? пить? сухие пеленки? - ему помогает мама. Так возбуждение превращается в желание, а желание находит способ удовлетворения. Эти поиски сопровождаются переживаниями, эмоциями, которые все та же мама помогает опознать и пережить. Так влечение связывается с объектом. Но иногда мама не может помочь ребенку «раскрыть» его желания, или часть из них. Это случается, если она сама не умеет их хотеть, или если у нее стоит запрет на эти желания, наложенный травмой или семейным сценарием. Тогда она блокирует у себя способность испытывать желание и не может позволить ребенку его испытывать. Так женщины, пережившие насилие, часто «перекрывают» у себя путь женским желаниям и не позволяют им раскрыться у своих детей. Женские желания могут быть и у девочек, и у мальчиков, только проявляются они по-разному. И неспособность их испытывать умертвит у них разные области жизни. Но обязательно проявится. Возбуждение, которому не удастся стать желанием, остается в теле и разрушает его болезнями, «отражаясь» в психике оператуарными бесчувственными областями.
Если под запретом находится реализация любых идей (невозможно делать то, что хочется), то возбуждение, не сумевшее стать желанием, может расшатывать печень человека, вызывать ее серьезные патологии, такие как цирроз, печеночная недостаточность.
Дело в том, что печень – один из немногих наших органов, который активно работает уже в утробе. Ведь питательные вещества, поступающие из крови матери, надо перерабатывать и усваивать! После рождения печень должна «научиться» перерабатывать что-то совсем другое – молоко, поступившее в желудок. Младенец должен начать сам есть, сам переваривать.… Если мать не может позволить ему хотеть чего бы то ни было помимо нее, не может научить его узнавать и материализовывать свои желания – весь груз возбуждения ляжет на его печень, которая является телесным воплощением материализации, превращения внешнего (пищи) во внутреннее – материю тела, плоть.
Почему мать так чувствует, так поступает? Скорее всего, она не умеет понимать ребенка и заботится о нем, если он живет от нее отдельно. Не может общаться с Другим. Она справляется только с самой собой и тем, кто у нее внутри. Психологически не может родить, отделить ребенка от себя. И не позволяет ему иметь самостоятельных желаний, которые сделают малыша непонятным для нее, чужим. И она не сумеет о нем заботиться.
Так «рождается» печеночная недостаточность, как неспособность воспринимать внешнее и переваривать, превращать в свое.
Больная печень не усваивает многого – не усваивается молоко, не перерабатывается белок. Человек фактически не выходит на оральную стадию развития, как будто остается в утробе матери.
Во всех конфликтах формы и содержания, идеи и реализации – на уровне тела участвует печень.
Дело в том, что идеи относятся к мужскому началу в нашей психике, а их материализация – к женскому. То есть, для осуществлена идеи нужно соединение мужского и женского – нужно зачатие.
Когда нам кажется, что реальность сопротивляется реализации наших желаний – это признак того, что психика сопротивляется идее зачатия, не принимает ее, печень не согласна ее переваривать. Не соглашается жить в мире, где все делится на мужское и женское, мужчины и женщины зависят друг от друга.
Чтобы не испытывать беспомощности от невозможности реализовать желаемое, человек перестает осознавать свои идеи. Эта «безыдейность» переживается как чувство скуки, пустоты, апатии, в самой тяжелой форме – состояние летарго – тяжелый поверхностный сон, из которого невозможно выйти, он не приносит облегчения. Это состояние, сопутствующее депрессиям, можно назвать гореванием по собственному зачатию, которого как будто не было. То есть, как будто нет самой твоей жизни.
Мир бомбардирует избытком стимулов, наступает перевозбуждение, а испытывать желания не получается – и наступает отвращение ко всему, душа переживает собственное гниение, разложение, скуку. Свою смерть, несуществование.
В этих состояниях пациенты обычно испытывают проблемы с печенью, временные или постоянные, острые или хронические.
Все заболевания печени сопровождаются отвращением к еде, явным или скрытым (отсутствие аппетита). Скука – это отвращение к идеям, психику тошнит от необходимости жить. Эти переживания часто сопровождаются ощущением чего-то горячего и липкого на коже, как будто ты сам у себя в желудке, сам себя перевариваешь, пожираешь живьем.
Хотя описание этих состояний и звучит пугающе, но они вполне доступны для психоаналитической терапии. Истоки их лежат в ранних ошибках матери новорожденного, и задачей терапевта будет бережно и кропотливо переписать набело самые первые месяцы в жизни человека. Это возможно сделать, используя технику работы в материнском переносе.
У меня «кишка тонка». Психоанализ болезни Крона.
Болезнь Крона – тяжелое хроническое заболевание, сильно осложняющее жизнь его обладателю. Это аутоиммунное воспаление пищеварительного тракта, которое локализуется преимущественно в терминальном отделе подвздошной кишки и в толстой кишке, а также в аноректальной области. В большинстве случаев поражается именно толстая кишка. Это сложное, тяжелое и одновременно очень интересное с точки зрения психоанализа «многослойное» заболевание.
До настоящего времени точная причина болезни Крона остаётся неизвестной и уже одно это позволяет предположить ее психосоматическую природу.
Клиническую картину составляют сильные боли в животе, сложности с опорожнением кишечника, абсцессы и свищи, нередко требующие хирургического вмешательства, ректальные кровотечения. Качество жизни резко снижается, больной вынужден уделять себе повышенное внимание. Характерно также участие в болезненном процессе других систем организма, прежде всего суставов, кожи, жёлчных путей и т.д.
Мы уже говорили об иммунитете, как о выраженной на уровне тела способности к отграничению собственной идентичности, способности отличить себя от другого, Я от не-Я. Тогда аутоиммунный процесс можно рассматривать как аналог аутоагрессивного нападения на часть собственной идентичности.
Причиной этой войны с самим собой у больного обычно служит острый конфликт между родителями. Причем это не просто ссоры и разногласия, это полное обесценивание родителям друг друга, отец и мать пытаются полностью исключить партнера из жизни ребенка. Каждый из них фантазирует о том, что родил ребенка один и родитель противоположного пола малышу не нужен.
Ребенок оказывается в патовой ситуации, ведь природа заставляет его оправдывать ожидания родителей – хотя бы ради выживания, а ожидания родителей требуют от него отказа от половины себя, что противоречит выживанию… Конфликты, неразрешимые внутрипсихически, часто соматизируются, становятся болезнями. Просто для того, чтобы не свести человека с ума.
В случае болезни Крона иммунитет разрушает стенки кишечника, фактически лишая организм возможности усваивать питательные вещества, полученные при переваривании пищи. Так психика нападает на собственную способность к интеграции, усваиванию идей, пришедших извне. Идеи без материализации остаются бессмысленным раздражающим, как комариный зуд, фактором. Таким же бессмысленным раздражителем считает мать нашего больного роль отца в жизни ребенка.
Переваривание – соединение внешнего и внутреннего, трансформация пищи в плоть человека – есть самая первая, самая ранняя попытка осмысления и символизации телом идеи зачатия. То есть, разрушая свою способность усваивать пищу, организм тем самым отрицает идею зачатия, терпит фиаско в попытке установить триангуляцию (мама-папа-я – счастливая семья). То есть болезнь Крона, возникающая в раннем переживании Эдипова комплекса, в белее позднем Эдипе, скорее всего, была бы бесплодием.
Проблемы, связанные с материализацией идей, перевариванием переживаний и усваиванием их в опыт – в характере проявляются как ранимость, неспособность раскрыться перед людьми, реализоваться в мире. Столкновение с этими фрустрирующими пустотами очень болезненно, больной стремится избегать таких встреч, соблюдает «психологическую диету».
Болезни кишечника, наряду с патологиями других наиболее древних систем организма человека, считаются самыми сложными, цепкими психосоматозами. Они являются соматическими репрезентациями ли телесными образами конфликтов самых ранних периодов жизни - перинатального, родового, орального.
На перинатальном уровне болезнь Крона становится выражением болезни рода, деструктивного семейного сценария, в котором пара, зачинающая ребенка, создается из двух мировоззренчески несовместимых людей. Эту патологию в психосоматической метафоре можно назвать «кишечным самоубийством», крайней степенью внутренней агрессии – отрицанием собственного зачатия.
Родовая травма проявляется, как отказ самостоятельно переваривать, усваивать пищу извне. Внутриутробно питание происходило помимо ЖКТ, питательные вещества поступали из крови матери. И отказ пользоваться кишечником – это способ отказаться от рождения, остаться внутри матери, в полном слиянии с ней.
Оральный период проявляет себя депрессией и проблемой зависти.
При болезни Крона расщепление пищи (проявление, осознание зависти) возможно, нет усвоения продуктов переваривания, нет интеграции. Человек знает, чего он хочет, знает, где это доставать, но не умеет присваивать. В метафоре народного языка у пациента «кишка тонка» – не хватает агрессивности, чтобы взять себе желаемое. И зависть становится тягостно, безнадежно «застывшей» в душе, она не трансформируется ни в соперничество, ни в ревность, не напитывает способность к борьбе.
Первый опыт получения желаемого ребенок приобретает во время грудного кормления. Возможно, мать нашего больного тяжело переживала происходящее во время кормления, психологически не справлялась с ним, чувствовали себя униженной и использованной, ненавидела ребенка за то, что тот ее «высасывает».
Женщине требуется изрядный запас эрогенного мазохизма, чтобы справиться с уходом за младенцем, особенно с кормлением.
Но у психосоматических больных обычно нарциссическая мать, у которой этот инструмент отсутствует, и во время кормления она чувствует себя отвратительно. Ее состояние говорит ребенку о том, что, получая желаемое, он вызывает ненависть своей матери и тем самым попадает под угрозу гибели.
Эта смертоносность отношений с матерью во время кормления в дальнейшем проявляется как фоновая депрессия и разъедает кишечник.
Больные предельно сосредоточены на себе, на своих ощущениях. Они как будто сами себе становятся внимательной матерью, компенсируя дефициты оральной стадии.
Но, вслед за собственной мамой, которая видела в себе только хорошее, отметая любой негатив нарциссическими защитами, пациент также не может выносить в себе присутствия любого дерьма. В том числе и собственных продуктов жизнедеятельности. И кишечник воспаляется и нарывает от соприкосновения с ними…
Терапия больного болезнью Крона, как, впрочем, и любого психосоматического больного, будет заключаться в том, чтобы «переписать набело» первые месяцы его жизни. Аналитик должен оказаться для пациента теплой достаточно хорошей мамой, которая выкормит его заново и позволит ему жить и радостно получать желаемое.
