Смерть и рождение в бессознательном находятся рядом. Они близко, они очень похожи друг на друга. Дело не только в том, что в прежние времена женщины часто умирали в родах и до сих пор родовую деятельность сопровождает сильный страх смерти, несмотря на все достижения медицины. Уже само созревание ребенка в утробе матери включает в себя опыт небытия. Подумайте сами, маленький человечек как будто появляется ниоткуда, медленно проявляется, как «переводная картинка». Его раньше не было, он приходит из «не-бытия». И далеко не сразу, спустя месяцы после рождения, ребенок осознает себя реально существующим, присутствующим в «здесь и сейчас». И долгое время, когда он боится смерти, на самом деле он боится, что его просто нет. Не существует. Он не пришел из небытия. Это так называемый «страх аннигиляции», растворения в пространстве. Поэтому так тяжело переживаются все формы бойкота, непонимания, эмоциональной отключенности. Когда с тобой ведут себя так, как будто тебя нет, вспоминается детский страх собственного не существования, по сути смерти. И особенно мучительно, когда тебя игнорируют собственные родители…

С другой стороны, идея о смерти смешивается с пренатальным блаженством. Избавление от горестей (которых «еще нет»), отдых, сон, воссоединение с матерью. С матерью, которая после твоего рождения уже никогда не была ТОЛЬКО твоей и ТОЛЬКО с тобой. Так смерть и любовь матери оказываются ассоциативно связаны. Особенно, если мать враждебна, агрессивна по отношению к ребенку, и он понимает ее так, что лучше бы его не было, лучше (для нее), если бы он умер… И тогда смерть оказывается верным способом получить материнскую любовь, и потребность в этой любви реализуется как суицидальность.

Отвержение (матерью) переживается как упадок сил, отсутствие желаний. Не нужен маме – придется умереть. И во взрослой жизни любая ситуация, которая ощущается как отвержение, приводит к упадку сил, хронической усталости.

Если ассоциативно связаны, оказываются беременность, роды, материнство и смерть – это оказывается одной из причин психогенного бесплодия.

Постоянный страх перед матерью-смертью может подавляться садистическими импульсами, их реализацией. Акт садизма переживается как победа над смертью, как избавление от страха смерти, становится подобен оргазму.

Смерти подобны любые разлуки, ведь у разлуки есть сходство с сепарацией от родителей, взрослением. Самая первая наша сепарация – это рождение, и вот смерть начинает переживаться как уход от матери, уход от матери - как смерть.

Таким образом, наши отношения со смертью – суть отношения с матерью. Если мама добрая, спокойная и всегда приходит к ребенку вовремя – такой ожидается и смерть. Если же мать, преследующая и пугающая – смерть ожидается неожиданной, трагической, угрожающей расчленением, она постоянно присутствует рядом, переживается как изматывающая тревога.

Что же может защитить нас от бесконечного изматывающего переживания смерти? Отец. Отец – как защита от смерти, как преграда между ребенком и матерью, как символ стабильности и безопасности. Каким бы он ни был, он мужчина. Он не-женщина. Не-смерть. И чем прочнее мужской объект в нашей психике, тем легче и мимолетнее наши тревоги.

И терапия тревоги должна начинаться как реставрация, воссоздание, упрочение образа Отца.